Взлететь бы мне птицей...

Глава 9

Считаные дни как-то слишком быстро проходят. Вот и последние денечки отпуска, о котором он бредил в течение долгих лет. Надо еще навестить сестру в Уфе, хоть ночь переночевать у нее, навестить других родственников.
Старик Фарсай-агай, оказывается, все еще жив и по-прежнему бригадиром работает. Он запряг лучшую лошадь колхоза и сам решил проводить его до железнодорожной станции.
— Не надо было тебе беспокоиться, Фарсай-агай, послал бы кого из молодых, — сказал отец, вышедший к воротам проводить сына.
— Нет, братец Миргалим, для тебя он один из твоих сыновей, а для меня... В тяжелые годы войны Рафаэль был самым надежным и безотказным тружеником деревни, он любую тяжесть брал на свои плечи, не отказывался ни от какой работы. Он меня не раз выручал, разве доверю я его в такой жгучий мороз кому-то другому?! Теперь он — наша гордость. В какой деревне, да и в районе есть такой «афисер и лутчик-эстребител». Я его сам провожу, у меня дела в районе. Заодно и с делами справлюсь.
В санях куча мягкого сена. Чтобы путнику было мягко и тепло, да и лошади — корм. На сене — большой тулуп. На бригадире тоже тулуп, на ногах подшитые валенки. Вынесли два дорожных мешка и пристроили в санях. Один — Рафаэлю, а второй — гостинцы старшей дочери Асме и уфимской родне.
— Сынок, больно легко ты одет, валенки бы взял. Вынести? — забеспокоилась мать.
— Ну что ты, мама. Знаешь, я ведь мороза не боюсь.
— Да, сынок, хоть до станции надень валенки. Холод идет с ног. Мама верно говорит. На станции переоденешься. А валенки привезет Фарсай-агай, — пытался уговорить его отец.
Но Рафаэль стоял на своем.
— Что скажут люди... Офицер — в валенках?! — решительно возразил он. — Коль замерзну, побегу за санями. Не беспокойтесь за меня.
— Дочке, зятю передай от нас привет. Постарайся увидеться с Зауджан-апай и Усманом-абый, — посоветовал ему отец. И других родственников перечислил.
— Ты пиши нам, — сказала мать, похлопав его по спине. На этот раз она не прикрывала глаза кончиком платка. Была горда и счастлива.
— И мне не забудь написать. В следующий раз не забудь привезти звездочку, — дал поручение Ринат.

Сойдя с поезда, Рафаэль погрузил мешки на плечи и зашагал в поселок, который в народе называли Затон. Затон — на противоположном берегу Агидели. В те годы через реку еще не было моста. Не лето и не осень — дорога прямая по замерзшей реке. Было 30 декабря, лед крепок на Агидели. Время от время даже машины переправлялись по льду. У лошадей, запряженных в сани, тут своя колея, у пеших — своя тропа. Тропа широкая. Был полдень, и народ сновал взад-вперед. Временами встречаются молодые девушки. А девушки в Уфе, оказывается, красивые. Только то неловко, что они внимательно смотрят на него. Да еще оглядываются. И он бы оглянулся, мешки только мешают.
До чего хорош день! Бабочки снега тихо оседают. Хоть декабрьский мороз и щиплет уши, но терпимо. Под звук шагов подуешь в ладони и, когда девушки не видят, потрешь уши — хорошо, огнем горят.
Ни разу не остановившись, он дошел до сестры Асмы. Найти их дом было нетрудно. Она жила на главной улице Затона напротив новой школы. Они с мужем работают в этой школе. Сегодня, ожидая гостя, вернулись пораньше, вон из трубы идет дым. Зять Масгут у ворот разгребал снег. Вначале зять не узнал Рафаэля и, только когда он повернул к ним, отбросил лопату и, раскрыв объятия, пошел навстречу.
— Рафаэль, шурин, ты ли это?! Не признал тебя, хотя видел издалека. Не узнал, богатым будешь.
А тут на голос мужа выскочила сестра Асма, вытирая фартуком руки.
— Братик, Рафаэль, вот и свиделись. Уехал и пропал. Совсем забыл нас... Подойди, подойди, дай-ка я тебя обниму...
Так, смеясь и обнимаясь, они собирались пройти в дом, как с улицы послышался нежный голос:
— Здравствуйте, Асма Миргалимовна!
— А-а, Лена, это ты, как же я тебя не заметила, здравствуй! Вот приехал мой родной брат! Его встречаем…
— С Масгутом-абый мы уже здоровались в школе. До свидания, — и упорхнула, подпрыгивая, точно девчонка.
Рафаэлю показалось, будто солнце промелькнуло из-за туч. Тут, как назло, с плеча соскользнул один мешок прямо в сугроб. Даже вроде голова закружилась. Сам, пятясь, идет за хозяевами, а глаза ищут девушку, исчезнувшую в школьном дворе. Что это? Сон или явь? Хорошо еще, что его состояние не заметили сестра с зятем. Возможно, просто сделали вид, что не заметили.
Стоило им войти в теплый дом, вкусно пахнущий мясным бэлэшем, он тут же спросил:
— Асма-апа, кто это?
— О ком ты? — вопросом на вопрос отозвалась сестра. То ли шутила, то ли действительно не поняла.
— Та, которая поздоровалась с тобой и побежала в школу.
— А-а, вот ты о ком... Леной ее зовут. Учительница наша. Красивая и воспитанная девушка…
Она ответила и сразу же забыла. Он хорошо знает свою сестру — умная, кроткая, но с хитрецой. Конечно же, как говорится, все это она намотала на ус, но промолчала.
Собрав всю волю, Рафаэль больше не расспрашивал о девушке. Он спокойно разделся, сев на табуретку у двери, снял сапоги. И только тут ощутил, как замерзли ноги. Хоть сапоги и считаются зимними, им далеко до наших деревенских валенок.
— У вас тепло, — произнес он, чтобы не молчать.
Тут на столе появился кипящий самовар. Желанного гостя посадили на почетное место. Хозяева наперебой стали угощать его. Засыпали вопросами, но Рафаэль не помнил, что отвечал... Мысли были заняты другим. Временами он посматривал в окно, а вдруг там вновь появится та девушка.
Заметив, что Рафаэль поглядывает в окно, сестра сказала:
— Я известила родных о твоем приезде. Что-то задерживаются.
Шутила, что ли, она или дразнила своего брата?
Естественно, он соскучился и по родственникам, но сейчас ему было не до них. Ему хотелось хотя бы еще разок увидеть ту девушку.
В то самое время, взвихрив все вокруг, широко улыбаясь и во весь голос приветствуя всех, заявилась Зауджан-апай с мужем Усманом. С собой привели Розу, дочку лет пяти-шести. Не успев раздеться, девчушка затеяла игру с сыном хозяев. И тут появились Бакер-абый со своей благоверной.
Дразня своими ароматами, на столе появился огромный бэлэш. В честь приезда долгожданного гостя и наступающего Нового года открыли бутылку шампанского. Комната наполнилась весельем и смехом. Рафаэля засыпали вопросами. Уже в который раз он вынужден был поведать о своих семилетних мытарствах. Спрашивали и об авиации, о новых самолетах. Если мужчины интересовались техническими показателями и иными тонкостями, он, вздыхая, но с гордостью усмирял их: «Этого не могу сказать. Военная тайна».
Понятно же, слово цепляется за слово, не забыли напомнить, мол, жениться пора. И тут же принялись перебирать знакомых в поисках невесты.
— Завтра на рассвете мне надо на поезд. Не вздумайте без меня женить меня, — шуткой отделался он.
Зять Масгут достал двухрядку и стал перебирать кнопки, как говорят, мол, не спрятались ли в щели пола.
— Какую же песню споем на свадьбе Рафаэля? — пошутил он. Затем весело заиграл и запел:

                   К белому платью кто подбирал
Этот красивый воротничок?
Кто же, Райхан, тебе имя давал?
Не нагляжусь на тебя я, дружок!

Зять Масгут знал, видимо, что заиграть. Асма тут же запела. За ней вступили гости. Очень напевная, ложилась прямо на душу эта «Райхан». Стоит только начать ее — не останешься равнодушным слушателем. Песня растекается маслом по телу, а народная мелодия увлекает за собой. Умеешь петь, не умеешь — певцом делает тебя.

                   Ой, что делать, не могу
Кайму к платьицу пришить.
Ой, что делать, как смогу
Без тебя, Райхан, прожить!

Видно, из таких протяжных и задушевных мелодий родились татары и башкиры. Испокон века так — стоит собраться за праздничным столом, как начинают петь. Все мечты и надежды, сокровенные слова, боль и обида, затаенные слезы — все выплескивается через песню. Умеет петь или нет, знает слова или нет — всяк вступает в песню. Никто не усидит, набрав в рот воды. Это — застольная песня, объединяющая, по-своему — клятва верности роду. Такой национальный обычай с древних времен.
Во время пения никто не болтает, не смеется. Не одернут, не оговорят: мол, не так поешь, не те слова. Недаром народ говорит: у песни нет прорех. О еде и питье забывают.
В прежние времена даже дети, во время игры у которых все вверх дном, заслышав застольную песню, смирнели. Заглядывая к гостям, с гордостью отмечали: «Мама и папа поют». С таких мелочей начинается воспитание. За столом не было пьяных, о сквернословии и думать не могли. От народных песен исходили лучи скромности, целомудрия и благонравия...
Одна песня тянет за собой другую. Словно заранее договаривались, кто какую песню начнет, какая следующая. Филармония и театр пусть стоят в сторонке. Каждая песня чиста, как утренняя роса, и овеяна чувствами чистой и светлой любви. Нет ни одного непристойного слова, ни одного неприличного намека... А ведь не было ни цензуры, ни других препон. Все освящалось лучом духовности, целомудрия. Душевность, кладезь духа, скромность, идущая от пращуров — все вобрала песня. Сверх того — отличный вкус...
Рафаэль пел со всеми, восторгался совершенством исполняемых песен. Он с детства любил татарские и башкирские песни. Не только слушал, но и пел их с большим удовольствием. А сейчас знакомые с детства песни совсем иначе действовали на него, они приобрели для него особый жизненный смысл. Неужели обязательно надо разлучаться с родным языком, с родными краями и с родными людьми, чтобы оценить глубину и сокровенность народных песен...
Когда гармонь затихла, романтичная от природы Зауджан-апай мечтательно произнесла:
— Спасибо, зять, вот, наконец, от души и, как говорится, досыта попели мы с вами. И все же душа еще не совсем довольна. Спеть бы вам с Асмой «Асылъяр», тогда мир бы округлился.
— Мир и так круглый. Не веришь, спроси у моей красавицы Асмы, она географию преподает, — улыбнулся Масгут, поправляя ремень гармони на плече.
— Да пойте же, не заставляйте упрашивать. Хотя бы в честь приезда нашего Рафаэля...
Зять глянул на Рафаэля. А того песня укачала в колыбели мелодии. Он сидел довольный и счастливый…
— Спойте, пожалуйста, — попросил и он.
Тут из кухни пришла Асма.
— Ну, отец, раз просят, то давай затянем... Будет что вспомнить.
Масгут растянул мехи. Он таким был окрыленным, казалось, что вот-вот взлетит.
Асма запела чистым приятным голосом. Муж стал подпевать ей. Ну и пели же они... Словами не объяснишь, надо только слушать и наслаждаться этой песней.

                   Давай уйдем подальше в степь,
Уйдем в цветы и мир травы,
О, Асылъяр-джаным!
Мы — птенцы в одном гнезде,
В любви свободны и равны.
О, Асылъяр-джаным!

Гости слушали, затаив дыхание. Они пели так красиво и отрешенно, что вклиниться к ним было невозможно. Казалось, их голоса созданы для этой песни. Они пели, вдохновляя друг друга. Оба рослые, у обоих черные, как смоль, волнистые волосы, даже взгляд одинаковый. В самых нежных местах, которые трогают струны души, только на мгновение встречаются взглядом. Сами улыбаются и светлеют от этой улыбки. Они так едины, так трепетны — надо же какая пара подобралась, как будто их Аллах сам создал друг для друга! Песня спета, а слушатели молчат, не решаясь вспугнуть очарование. Можно подумать, что «Асылъяр» написана специально для их дуэта. После таких слов и такой мелодии о первой любви и высоких чувствах невольно начинаешь ощущать себя значительно помолодевшим. Казалось, тишина наступила не только в доме, а во всем мире. Разве нарушишь ее в такое мгновение?! Когда волнение улеглось, Асма первая заговорила. Она стала потчевать гостей.
— Ну, вы совсем околдовали своим пением! Чтобы прийти в себя, нужно покурить, так ведь, ребята? — и Усман-абый встал.
Кто дружил с куревом, кто — нет, но мужчины поднялись и вышли во двор. Выйти во двор, поговорить, обменяться мнениями — это своего рода обычай в таких застольях.
— Как говорят братья башкиры, что-то «сломали день», — пошутил зять Масгут. Это означало, что после выпитого и на улице резко потеплело…
— Выпей шампанского, поешь мясной бэлэш — как же тут не сломать? — ответил Усман-абый.
— Что там шампанское, меня даже «шайтанское» не сломит, Усман-абый, — подмигнул Бакер.— Фронтовая закалка…
При слове «шайтанское» все захохотали.
Усман-абый с особым достоинством вытащил из кармана пачку «Прибоя» и предложил.
— Спасибо, дядя, вот может, мое покурим, — сказал Рафаэль, доставая «Беломорканал».
— Давайте тогда покурим Беломор с каналом. Наверно, не зря их курят только министры, да и летчики... — Бакер-абый первым протянул руку за папиросой.
Благородную папиросу долго мяли в руках, потом церемонно закурили.
Зять Масгут обратился к Рафаэлю:
— Наверно, очень скучал по родным краям, шурин? Долго же пропадал, очень долго.
— «Спрашиваете: скучал ли, как же не тосковать?» — словами известной всем народной песни ответил Рафаэль с улыбкой. — Скучай, тоскуй — приходится терпеть. Такова солдатская доля.
— Жениться не думаешь? Уж пора...
Фу, опять этот вопрос. Однако тут не отшутишься. Ведь они не дразнят, заботятся о нем.
— Знаю, пора. Но ведь дело это серьезное, не женишься просто на ком попало.
Тут из дома выскочила Асма-апа, натягивая кофту на ходу.
— Интересно, куда это спешит моя старуха... — спросил Масгут.
— В школе надо хоть показаться. Сегодня же елка. Я на минуту... пока вы здесь курите, сбегаю...
И вдруг Рафаэль тоже решил идти с сестрой, он все время наблюдал за школьным двором.
— Возьми меня с собой...
— Я же на минуту, только покажусь.
— А я никому не покажусь, — пошутил он.
— Пошли, посмотришь, где мы работаем.
Школьный двор заполонили дети. Один входит, другой собирается домой. А иные, забыв обо всем, самозабвенно играют, утопая в снегу.
Его сестру все знают, даже самые бывалые мальчики здороваются с ней, сняв шапку, несмотря на мороз. Только они ступили на порог, как им пришлось в очередной раз остановиться — встретились знакомые. Каждый здоровался, спрашивал о здоровье Асма-апы, интересовался, кто этот офицер. Вконец надоели. Очередной знакомый сестры — пожилой фронтовик. Он только поздоровался, как вдруг из дверей появилась та девушка. На мгновение их взгляды встретились, и они оба тут же отвернулись. Девушка была со своей сверстницей. Обе очень тепло простились с его сестрой.
— До свидания, Асма Миргалимовна, — хором произнесли они.
— Будь здорова, Лена Рахимовна... Будь здорова, Сария Мударисовна.
И девушки быстро зашагали по улице, продолжая между собой о чем-то живо беседовать.
А тот не во время встретившийся фронтовик надолго задержал руку Рафаэля. Стал рассказывать, в какой армии служил, какие города освобождал, вспоминал фронтовых друзей. Парень пытался выдернуть руку, но не тут-то было. Прошло порядком времени, пока фронтовик попрощался. Эх, зря напросился, нужного результата не получилось.
— Рафаэль, давай войдем в школу...— окликнула его сестра.
— Ты иди, я тебя здесь подожду, — ответил он безнадежно, как человек, уронивший топор в речку.