СОЛОВЕЙ МОЙ

(Рассказ)

Никогда не понимал Афиятулла людей, которые ноют и жалуются. Да и не хотел понимать, если уж начистоту. У него самого бабушка не так давно усердно подметала московские улицы, а дедушка таскал на Киевском вокзале тележки с багажом, - и однако жаловаться ему было грех. Шутка сказать – хозяин одного из лучших столичных отелей. В шикарный небоскреб в центре Москвы косяком идут и именитые заграничные гости, и звезды эстрады, и банкиры, и бизнесмены. Номера за месяц бронируют, в очередь записываются. Все старательно выговаривают “Афиятулла Аляутдинович”. И господин он для них, и эфэнди, и сэр, и месье.
Прямо сказать – не было у Афиятуллы причин для нытья. Вот только что в салоне красоты на первом этаже роскошного здания тайские девушки сделали ему массаж, и сейчас Афиятулла явственно чувствовал, что жизнь удалась. Вся эта роскошь принадлежит ему, он здесь царь и бог – и этим ощущением власти Афиятулла искренне наслаждался. Вот ведь и тайские красавицы мечтают исполнить любой его каприз и иначе, чем “хозяин”, его не называют…
В свой кабинет Афиятулла вошел через заднюю дверь – и тут же перед ним нарисовалась секретарша:
- Чай, кофе?
Секретарша настроению Афиятуллы соответствовала – и ладной, крепко сбитой фигуркой, и тонкой, полной скрытого смысла улыбкой.
Напившись чаю с молоком, Афиятулла от души потянулся, устроился поудобнее в кожаном кресле и связался с приемной.
- Вас депутат какой-то искал, - сообщили оттуда.
- Да пусть бы обыскался. У нас тут каждый день депутаты.
- Так ведь он еще и писатель.
- Эка невидаль. Кто сейчас не пишет-то?
- А это татарский писатель. Из Казани.
- Чтоб тебя… – пробормотал Афиятулла, подумал и сказал: - Если еще позвонит, скажи: хозяин, мол, ждет и с удовольствием вас примет.
А сам аккуратненько выяснил через базу данных, что за казанский гость такой и в каком номере остановился. “Тайфун… Тайфун… ”, - бормотал он про себя. Читать не читал, но имя было на слуху.
Своим татарским Афиятулла похвалиться не мог, объяснялся с грехом пополам. Да и где им, родившимся и выросшим в Москве, в татарской деревне сроду не бывавшим, учиться говорить на родном языке? Только с родителями да между собой. Вот и разговаривают друг с другом на мусульманских праздниках через пень-колоду, смешивая татарские и русские слова. А душа-то как родниковой воды просит чистой татарской речи. И Афиятулла часами слушал татарские песни – когда оставался один или был за рулем. Особенно наслаждался народными песнями – вот тут душа отдыхала.
От этих мыслей Афиятулла расчувствовался и вздрогнул, когда услышал:
- Афиятулла Аляутдинович, господин Тайфун сами пожаловали.
- Жду. Пусть зайдет.
И с любопытством уставился на дверь.
Господин Тайфун вошел солидно и вразвалочку, не забывая однако постреливать глазами по кабинету. Оказался он невысоким плотным мужчиной с седыми висками, но совершенно черными торчащими усами, по виду – стопроцентный татарин. Афиятулла сунулся было здороваться как полагается, двумя руками, но гость довольно небрежно сунул между его ладоней четыре прохладных пальца. Говорить начал еще до того, как уселся на предложенное место:
- Говоришь звать тебя Афиятулла Аляутдинович, а фамилия почему Кутлушкин? Ты вот татарин небось, а дед твой татарином не был? Что еще за Кутлушкин такой…
Прямо сказать – не понравилось Афиятулле ни то, как гость выражался, ни то, как он себя вел. Однако сообразно законам гостеприимства предложил вошедшему лучшее место. Заговорил по-татарски, ощущая и неправильность своей речи, и мишарский акцент:
- Давайте проходите, садитесь. С фамилиями потом разберемся.
- Уж и не знаю, садиться или нет. Я ж тебя за татарина держал. А сейчас прямо сомневаюсь, стоит ли мне тут рассиживаться. Поскольку ты Афиятулла – то я к тебе как к своему зашел, думал посидим, поговорим по-своему, по-татарски…
- Отчего же не поговорить, уважаемый, поговорим, и чаю попьем, да и к чаю что-нибудь найдется. Вы же не торопитесь? – как Афиятулла ни старался, пара русских слов у него проскочила.
- На родном языке пообщаться я всегда рад. А вот слушать, как ты к татарским словам русские пихаешь – извини. У нас таких, с позволения сказать, “татар” и в Казани полно. Каждое третье слово русское, - недовольно ответил гость, усевшись в роскошное кожаное кресло.
- А чего это вы так русских не любите? Обидели, что ли?
Господину Тайфуну вопрос хозяина явно не понравился. Шея покраснела и пошла пятнами, и он, видимо, чтобы успокоится, принялся протирать запотевшие очки.
- Скажете тоже – русских не люблю. Нечего мне ярлыки клеить, господин Кутлушкин. Не говорил я такого. Я татар не переношу, которые язык родной забыли и по-русски говорят. Если я за татарский язык не порадею, кто ж тогда?!
- Давайте-ка успокоимся, Тай… Простите, уважаемый, имя ваше забыл…
- Тайфун я! Что ж вы за татарин, если Тайфуна не знаете, - и тут гость совершенно неожиданно осчастливил Афиятуллу улыбкой. Поди разбери, настоящая это была улыбка или передышка перед очередной атакой.
Вывести Афиятуллу из себя было непросто, нервная система крепкая. С ответной улыбкой пригласил гостя в заднюю комнату, где был уже накрыт шикарный стол.
- Я ведь ждал вас, господин Тайфун. Татарских писателей у нас в гостях еще не было. Проходите, располагайтесь. Рюмочку коньяку или с виски начнем?
- Трудно отказаться, когда так настойчиво угощают. Верно ведь говорят: гость человек подневольный.
- Да-да, слышал я эту присказку. Так красиво у вас татарский язык звучит. Ну что, господин Тайфун, как говорят в народе – за встречу?
- “За встречу” - говорят в русском народе, - поймал Афиятуллу на очередном русском выражении гость, - а в татарском “очрашу хөрмәтенә”. А то и запеть могут: “Бер күрешү – үзе бер гомер”, - на этот раз гость улыбнулся искренне, и у Афиятуллы не осталось сомнений.
Выпили по рюмке французского коньяку и только приступили к закускам, как вошла секретарь, наклонилась к Афиятулле и зашептала:
- Там американский банкир. Собирается уезжать и просит аудиенцию на пять минут – попрощаться.
- Ты сказала, что у меня гость важный?
- Сказала. Сказала, что гость, что известный татарский писатель. А тот как услышал – вцепился прямо как репей в собачий хвост. Никогда, говорит, не видал и не слыхал, как два татарина между собой разговаривают. Очень хочет поприсутствовать и просится войти.
Пока Афиятулла раздумывал, гость проявил неожиданное проворство. То ли французский коньяк повлиял, то ли заветные слова “известный писатель” в устах красавицы-секретарши, он заявил:
- Если хочет татарскую речь послушать – пусть заходит. Пусть американец нашим языком насладится. Достали меня люди, которые стыдятся на родном языке говорить.
Вошедший, с большим трудом справляясь с великим и могучим, кое-как проговорив “здгаствуйти”, поздоровался однако от души – с рукопожатием и объятиями. Афиятулла ответил ему по-английски, господин Тайфун по-татарски.
На татарского писателя американский гость долго любовался, как на музейный экспонат. Потом глубоко вздохнул и счастливо улыбнулся.
- Ис-сән-мес-сез..., ис-сән-мес-сез...- несколько раз повторил он татарское приветствие и добавил что-то по-английски. Глаз при этом не отрывал от господина Тайфуна, если бы мог – обсмотрел бы его со всех четырех сторон и даже ощупал. Воспитание не позволяло.
Господина Тайфуна же американец, с наслаждением повторяющий татарские слова, привел в восхищение.
- Ну вот, вот! Цивилизованный человек сразу чувствует! Понимает, кто есть кто! Пытается по-татарски говорить, даром что американец. Эх, показать бы его нашим, с позволения сказать, татарам, у которых на одно татарское слово два русских... Этому отребью, которое всю жизнь в Казани живет и по-русски пишет и говорит...
Общение однако продолжалось на английском. Господин Тайфун, кроме татарского и русского, другими языками не владевший, больше полутора минут не выдержал. Демонстративно прочистил горло и громко заявил:
- Если не будете по-татарски говорить – встану и уйду.
- Что вы, господин Тайфун, зачем же уходить? Вот как раз наш гость Сэм Сатер предлагает нам поговорить по-татарски, - Афиятулла махнул рукой на свои попытки говорить без русизмов, главное было успокоить гостя.
- С кем мне по-татарски-то разговаривать? Ты не в счет, у тебя из двух слов одно русское. Если только Сатера этого научить...
- Ну что ж делать, как умею, так и говорю, - Афиятулла и сам чувствовал, что от волнения и русских слов становится больше, и мишарский акцент сильнее, - я же свой народ от души люблю. И вас искренне уважаю. Что ж мне делать-то...
Как раз на этом месте американец что-то пробурчал. Писатель, опять ничего не понявший и вынужденный ждать перевода, вопросительно посмотрел на хозяина:
- Что он говорит?
- Какой, говорит, татарский язык красивый, мягкий и нежный. Спрашивает, не споем ли мы для него татарскую песню.
- Переведи ему: приятно слышать, когда умный человек умные вещи предлагает. Споем конечно, почему не спеть, - и продолжил говорить, однако Афиятулла не все понял и вынужден был перебить:
- Да, да, конечно, господин Тайфун, только я не понял, что такое “уртлап куябыз”? Вы сказали: “Кунак хөрмәтенә тагы берәрне уртлап куябыз”. Как это по-русски?
- Эх, сынок, по-русски так не скажешь, слов не найдешь. Ну можно сказать: “Выпьем за здоровье гостя”, “вмажем по-рюмочке”...
Афиятулла перевел сказанное гостю, посмеялись все вместе. Потом, выпив коньяку, запели, как и было договорено, “Ай былбылым” - “Соловей мой”:
Ах, соловей мой, ах, соловей…
Над Агиделью солнце встает.
Солнце встает – и душа куда-то рвется,
То ли петь хочется, то ли плакать…
Прямо сказать – певцом никто из них троих не был. Но татарская народная песня тем и отличается - начинаешь петь от души, и песня сама начинает литься. У Афиятуллы душа была широкая, голос мягкий и приятный, и сейчас в нем слышались отголоски трелей соловья летним утром на залитом солнцем лугу. Хриплый голос господина Тайфуна не отличался ни красотой, ни мелодичностью, однако каким-то образом сплетался с голосом Афиятуллы. Уже вторую, третью строфу пели они, и не заметили, как тихонько к ним присоединился и американский банкир. Ни языка, ни слов он, конечно, не знал, но почувствовал самую суть, душу песни, и пел не столько голосом, сколько душой. Даже когда остальные петь закончили, американец, не в силах расстаться с песней, подтягивал: “Ах, соловей мой… Ах, соловей…” А из глаз-то, из глаз текут слезы и сбегают по щекам!..
- Господин Сэм, что с вами? Что случилось?.. – Афиятулла схватил американца за плечо.
- А-ах, татарская песня!.. – только и смог сказать тот. Сказал по-английски, но его поняли без перевода.
- О как, американца-то до слез проняло! А наши манкурты как татарскую песню услышат – из зала выходят, еще и морду кривят!.. - посетовал писатель.
Американец вытащил из кармана платок и принялся вытирать лицо, не забыв извиниться за то, что так расчувствовался. А сам все вздыхал тихонько: “Ах, какая песня!..”
- Дальние предки господина Сэма были татарами, - счел нужным Афиятулла внести ясность. – Он своего татарского происхождения не скрывает. С гордостью об этом говорит.
От такой новости глаза у господина Тайфуна буквально полезли на лоб.
- Если он татарин, так чего ж он Сэм Сатер?.. Почему на родном языке не говорит? – снова начал он возмущаться.
- Предки у него Саттарами были. Рано сиротой остался, рос в чужой стране, среди чужих людей. Однако не забыл, что он татарин. Господин Тайфун, не приставайте вы к нему, пожалуйста, - в голосе Афиятуллы впервые прозвучала настойчивость и противодействие гостю.
Господин Тайфун однако любое противодействие привык подавлять в зародыше. Возражений и критики он не терпел по той простой причине, что всегда чувствовал себя правым. Вот и сейчас он вскочил с кресла и в праведном негодовании возвысил голос:
- Почему же он сразу не сказал мне, что он татарин? Сидел тут, молчал в тряпочку, слушал наш разговор! Не по-мужски это, я протестую!
Афиятулла ответил ему, постаравшись не улыбнуться, потому что господин Тайфун вставил в свою чистейшую татарскую речь русское слово “протестую”:
- Ну, во-первых, господин Тайфун, вы его об этом не спрашивали. Во-вторых, не молчал он, а сразу сказал, что, мол, хочет послушать, как татары разговаривают.
- Пусть он сам ответит, ты молчи! – продолжал бушевать Тайфун, - переведи ему: если банкир, значит, богатый? Так почему же он до сих пор не изучил родной язык?
Тут заморский гость, уловив направление беседы, сам задал вежливый вопрос:
- Похоже, господин писатель о чем-то хочет меня спросить?
Пришлось Афиятулле переводить.
Американец с ответом не торопился. Помолчав, начал говорить, взвешивая каждое слово, и каждое слово шло от сердца:
- Вы, господин писатель, очень важный вопрос задали. Знание языка – это богатство. Я могу общаться и вести дела на английском, испанском, французском, японском и китайском. Языком предков, к сожалению, не владею. Изучил бы с удовольствием, но учить меня было некому. Ни в колледже, ни в университете, ни на банковской службе не с кем было говорить. А ведь только разговаривая можно языку научиться, не так ли? Не было рядом со мной татар, так вот и получилось…
- Ха, со мной в банках тоже по-татарски не говорят, - не упустил возможность съязвить гость из Казани, усаживаясь, - однако же, я татарский знаю, потому, что я - татарин!
- Так ведь и я татарин! – Сэм Сатер подался вперед, руки простер к Тайфуну в попытке убедить. – Это чувство, принадлежность к народу, - оно не в языке, оно в душе… В душе оно должно быть, правда ведь?..
Тайфун снова вскочил с кресла, отшатнулся от Сэма, не желая, чтобы тот прикасался к нему и заорал, брызжа слюной:
- Ну нет, ты не татарин!..
- А я кто... Я татарин или нет?.. – расстроенный Афиятулла вклинился между двоих своих гостей, а то так и до драки недалеко.
- Ты? Да какой из тебя татарин!.. – и посланец славного города Казани презрительно отмахнулся от хозяина.
Чаепитие было безнадежно испорчено. Казалось, этим троим нечего делать вместе, их пути неизбежно расходятся. Афиятулла стоял как в воду опущенный. Тайфун, очень похожий на готового к последней схватке матерого льва, сверкал глазами из-под нахмуренных бровей.
А гость из Америки Сэм Сатор вдруг улыбнулся, да так светло, как будто солнышко выглянуло из-за туч.
- Какую мы песню спели... Самую-самую... Татарскую песню... А-ах, соловей мой... А-ах, соловей!..

Март 2012г., Москва

Перевод. М. Валишевой.