ДЕДУШКА АКБАР

Вот вы, наверное, и не помните, когда пошли в гости в первый раз?.. А я помню. Разве  можно забыть такой прекрасный и такой памятный день! К тому времени моя бабушка Зарифа ходила уже согнувшись и опираясь на палку. Меня, несмотря на сенокос, оставили ей в помощь. Миссия у меня была очень ответственная. Мою бабушку, которая в последнее время без посторонней помощи за ворота не выходила, я должен был отвести на окраину села, в гости к дедушке Акбару. Меня несколько раз предупредили, чтобы я не болтал лишнего. Дорогу советовали выбрать окольную, подальше от сельсовета. Шел месяц рамадан, у дедушки же Акбара предполагалось разговение не обычное, а можно сказать камерное, с немногими участниками.
Идти было недалеко, однако двигались мы медленно, поскольку отдыхали на скамейках у ворот и обстоятельно беседовали с попадающимися на пути односельчанами. Я же, понятное дело, бабушку торопил. Очень уж хотелось в гости, да и как бы не опоздать...
В конце концов дошли мы до притаившегося среди растущих вдоль дороги берез дома дедушки Акбара и открыли высокие ворота. С самого начала меня поразила белизна камней, которыми была выложена дорожка от ворот до самого крыльца. А потом — то, насколько чист и светел был этот дом. И в передней комнате этого просторного светлого дома нас ждал накрытый стол. На дальнем конце стола кипел уже закрытый крышкой латунный самовар. В чисто выбеленной печке благоухал балиш, и рот мой моментально наполнился слюной. На красивой скатерти с вышивкой – большое блюдо с густым катыком, только что из подпола, каравай свежевыпеченного белого хлеба и жареный в масле хворост. В стеклянной пиале белый мелко наколотый сахар. В другой изюм поблескивал желтыми жемчужинами. Был на этом столе даже лимон, и его золотые ломтики светились и приковывали взгляд. До сих пор не могу я забыть этот обильный и гостеприимный стол.
Там было несколько бабушек. Среди них тётушка — Шарифелджамал, которая накрывала на стол, и Миннису абыстай. Все они были в длинных белых платьях с цветочками, на головах белые платки. Волосы у бабушек под платками тоже белые. Хозяин дома дедушка Акбар так же был в белой рубахе с воротником-стойкой. За стол он, конечно, не сел — остался на другой половине дома. Зато повезло нам с Нургаяном, внуком дедушки Акбара, который летом всегда гостил у деда. На нас надели одинаковые тюбетейки и посадили за стол на пустые места возле двери. И хотя был я тогда хлопчиком уже взрослым, лет семи, и с Нургаяном, который был младше меня на целых полгода, давно не играл, однако сильно нос задирать не стал. Знал ведь: в гостях не будь приметлив, а будь приветлив.
Так и сидели мы с ним как два закадычных друга, принюхивались и приглядывались к тому, что стояло на столе, и старались не привлекать внимания.
Миннниса абыстай сначала долго читала молитву, то и дело вставляя в неё незнакомые нам слова. Мы, с видом умным и благовоспитанным, тоже сидели сложив ладони ковшиком и старались от бабушек не отставать. Бабушки поглядывали на нас с умилением. Сколько лет прошло, а не забываются их ласковые взгляды и то, как мягко гладили нас по спинам их морщинистые, сплошь в синих венах, руки.
Бабушки пили чай с лимоном, неторопливо переговариваясь и поклевывая со стола что твои воробьи. Мы же с Нургаяном, после того, как попробовали всё, что было на столе и основательно подкрепились, из-за стола встали и вышли во двор. Дедушка Акбар в саду отбивал чью-то косу. Сосед попросил. Ну, как ему откажешь? Исключительно отзывчивый человек дедушка Акбар, все кому не лень идут к нему за помощью и советом. А ему любое дело по плечу. Да мы и сами, когда отец на заработки в шахты подался, постоянно к нему бегали то топор насадить, то косу отбить. Не такое это, кстати говоря, простое дело, отбивать да править косу.
Увидев нас, дедушка Акбар выпрямился и подозвал к себе. Сорвал с растущей рядом яблони два крупных красных яблока и протянул нам.

Осмелев, я спросил:
–  Акбар бабай, а вы меня научите как Нургаяна на лошади ездить?

Теперь Нургаян расцвел от похвалы деда. Он приосанился, откашлялся и выпятил грудь колесом.

Я шмыгнул носом и расплылся в улыбке. И по дороге домой готов был не то, что бежать — лететь. Однако бабушка лететь не хотела и всю дорогу тормозила меня: «Сынок, ну куда торопишься, не тяни меня, потише»...

На следующий день мы с соседскими мальчишками, как обычно, отправились на кукурузное поле за деревней — собирать сорняки на корм скотине. Несколько часов мы, не поднимая голов, лазили в кукурузе, соревнуясь, кто больше надергает лебеды, пырея, вьюнка и васильков. В горле пересохло, со лба пот течет, уже не только пить, но и есть хотелось, однако хоть пару охапок свежей травы к вечеру каждый должен был принести, чтобы было чем вечером покормить коров. Когда работаешь весело, с шутками, играми, да соревнуясь друг с другом, - время незаметно бежит. Наконец собранное сено мы оттащили на край поля и привязали к спрятанным там самодельным тележкам об одном колесе. До деревни недалеко, и дорога удобная, под горку. Для нас, мальцов, это не расстояние: вприпрыжку, обгоняя друг друга, за десять-пятнадцать минут добегаем. Добежать-то не фокус, главное — уже в деревне не попасться на глаза новому председателю колхоза. А попадешься — пиши пропало...
Долго осматривались, высунув головы из кукурузы.

«Этот» — значит, председатель колхоза Сафин.

Пробормотали все молитвы, которые знали. И один за другим стали выталкивать груженые сеном тележки из кукурузы. Однако в этот раз молитвы не помогли. Только начали мы загребать босыми ногами пыль большой дороги, как откуда ни возьмись со стороны деревни показался председательский жеребец. И где он только прятался... В тарантасе — сам Сафин. Его не спутаешь, он в тарантасе всегда стоя ездит. Глазами так и зыркает направо-налево, прямо как суслик, которой только из норы выскочил. Вожжи на руку намотал и несется вперед. Жеребец летит во весь опор. А этот – нет, чтоб свалиться — скачет прямо на нас, бранится, кнутом размахивает...  Мол, сейчас каждый своё получит. И ведь точно — если не успеем, побросав и собранное сено, и свои тележки, удрать чужими огородами, получим все. Догонит и начнет кнутом хлестать. Наверное, каждый мальчишка в нашей деревне его кнута отведал. Есть и  такие, что теперь заикаются и под себя ходят...
Догнал он нас с дикими воплями: «Догоним и перегоним Америку!». Кого-то опрокинул, кому-то кнутом попало. Сбежать не успели, попались, как лисята в силок, и пришлось нам прятаться в крапиву на обочине. Сидим, всхлипываем, носами шмыгаем, жалеем друг друга. А председатель торжествует. Проучив нас, вытащил из кармана складной нож и давай кромсать веревки, которыми наше сено было привязано, несколько тележек разломал. И всё время материл нас по-русски, а кнут его со свистом так и летал над нашими головами...
Тут на наше счастье появился на телеге дедушка Акбар — он возвращался с поля. И только когда он остановил лошадь, мы почувствовали некоторое облегчение. Дедушка Акбар — человек в селе уважаемый, его портрет на Доске почета висит, говорят, даже в районной газете его фотография была. При нём уж Сафин нас бить не станет. Может, даже и сено отдаст, которое мы с таким трудом собирали...

Но спеси и высокомерия у чиновника, назначенного сверху руководителем колхоза, было немерено, и договорить он старику не дал.

Только сейчас я заметил, что рядом с дедом на телеге сидит мой знакомец, Нургаян.

Мы окаменели и перестали дышать. И тут вскочил сидевший до того молча на телеге маленький Нургаян. Стиснув зубы и сжав кулаки, он встал перед оборзевшим начальником:

И, если бы дед не удержал его, спрыгнул и стукнул бы Сафина куда дотянулся.

Дедушка Акбар несмотря на возраст был мужчиной крепким и в обиду себя никогда не давал. А сейчас вот с места не двинулся, вроде бы и не рассердился даже, только погладил бородку и как всегда вежливо и спокойно ответил главе колхоза:

Сафин не ответил. То ли понял свою вину, то ли сказать было нечего. Вскочил в тарантас, рванул вожжи и  вытянул кнутом ни в чем неповинного жеребца. Тот рванул с места, и, размахивающий кнутом над головой Сафин, пропал с наших глаз. Однако крики «догоним и перегоним Америку по производству молока, мяса, яиц и шерсти!!!» ещё долго долетали до нас.

С тех самых пор я при первой возможности бежал к дедушке Акбару. По соседству с ним жила наша родственница тётя Зайнаб. Я приходил к ней и, как только у ворот показывался Нургаян, бежал к нему. Интересовал меня не столько он, сколько конь дедушки Акбара. Уж очень хотелось мне научиться ездить верхом. Дедушка Акбар своё слово держал. А уж ездить на запряженном им рыжем мерине было одно удовольствие.
В тот год зима была исключительно снежной и ветреной. Дома, бывало, по самую крышу заметало. Помню, как катались мы на санках с крыши дома. В один из таких зимних вечеров, когда буран не давал носу на улицу высунуть, по нашей занесённой снегом деревне пронёсся слух: «Председатель Сафин упал с саней и свернул себе шею».
В деревне врача нет, телефон не работает, до райцентра двадцать пять километров. Жил он один, семья к нему не переехала. Человеку нужна была помощь, его надо было срочно отвезти в район. Однако никто не рвался на ночь глядя в дальнюю дорогу, в буран, плутать в лесах и холмах. Почти каждый день до нас доходили вести о потерявшихся и насмерть замерзших земляков. Не помогло и то, что председатель сельсовета лично ходил по домам и уговаривал отвезти Сафина в больницу. Дедушка же Акбар  пришел в сельсовет сам.

Сафина вынесли. Положили его на один тулуп, другим накрыли. Ночью, в буран, один через занесённые снегом поля и леса, повёз его дедушка Акбар и на рассвете доставил в Мамадыш, в центральную больницу.
Не раз и не два говорили ему потом:

И дедушка Акбар неизменно отвечал:

Август 2010 года, Казань.